Директор Каннского фестиваля Тьерри Фремо: «Я — злодей»

Лирическое отступление. Тьерри Фремо — человек безумно занятой. Во время смотра журналисты видят, как он представляет очередной фильм или же с серьезным лицом быстрым шагом рассекает по фестивальному дворцу. Лишний раз к нему не подойдешь, и потому видеть Фремо в Одессе было особенно приятно. Тьерри оказался очень остроумным человеком, великолепным рассказчиком, но при этом он, пожалуй, единственный киноман в мире, который не может высказывать свое мнение о современном кино. Потому что за Тьерри Фремо всегда остается решающее слово в выборе фильмов в каннский конкурс. Какими соображениями он руководствуется, как решает, какой проект попадет в главный конкурс, а какой — в «Особый взгляд», вы точно не узнаете, пока он на посту.

Пока мсье Фремо не отбирает фильмы, он руководит Институтом Люмьер в своем родном городе Лионе. Эта организация занимается реставрацией французских фильмов, а также является музеем, посвященным изобретению братьев Люмьер.

КиноПоиск приводит выдержки из выступления Тьерри Фремо на Одесском кинофестивале.

О секрете успеха Каннского кинофестиваля

По сути, мы с вами делаем одно и то же дело: собираемся, чтобы посмотреть фильмы. Кино — потрясающая вещь, все-таки, оно с нами 120 лет, и на протяжении всего этого времени не перестает нас удивлять. Например, я езжу по всему миру, впервые в Одессе, но город знаю благодаря фильму Эйзенштейна. Что же касается секрета успеха Канна, то мне он неведом. А даже если бы я его знал, то не сказал бы! Каждое утро я просыпаюсь и помню, что являюсь главой крупнейшего кинофестиваля в мире, так что, разумеется, я знаю, что делает Канн тем, чем он является. Во-первых, это его история, а во-вторых это его ежегодная программа. Не уверен, что это можно повторить.

О других фестивалях

Если сравнить Венецию, Локарно и Канн, то окажется, что у них есть кое-что общее. Все они были основаны до Второй мировой войны, проводятся в небольших городах у воды. Здесь, в Одессе, кстати, тоже есть вода. Сейчас время изменилось, и современными фестивалями считаются Торонто, Берлин и Токио. Это огромные города и у этих фестивалей огромная публика. Каннский фестиваль — для профессионалов. Престиж его настолько велик, что все считают, что он зрительский, а это не так. Жаль, конечно. Мы ищем возможность открыть фестиваль для публики, сделать все для людей. Говоря «люди», я имею в виду обычных зрителей, не журналистов и не причастных к киноиндустрии специалистов.

Об отборе фильмов

В «официальном выборе» (official selection) Каннского фестиваля от 50 до 60 фильмов. Примерно 20 в конкурсной программе, еще 20 в программе «Особый взгляд», а остальные — гала-премьеры, спецпоказы и тому подобное. Всего 60 фильмов. К примеру, в Торонто 300 фильмов. Канну приходится всегда выбирать. И этот выбор — визитная карточка Канна. Верный он или нет, решать вам. Но любой режиссер мечтает попасть в основной конкурс. А это не так-то просто. Например, в этом году мы отсмотрели 1800 фильмов. И мне пришлось сказать «нет» 1750 раз и только 50 раз «да». Так что я — злодей. Я для тех режиссеров самый нехороший человек. Нельзя сказать, что все 1800 фильмов были хорошими, о, нет. Но 300 из них отличные. А выбор делать все равно приходится. И это трудно. Некоторые фильмы нам не удается получить. Одни не готовы, для других май — неудачное время, и премьеру интереснее заполучить осенью. Особенно не любят рисковать американские продюсеры и отдают нам свои картины с большой неохотой. Им как раз больше интересны октябрь-ноябрь для релиза фильма, потому что у них начинается «оскаровский» сезон. Канн это не только мой выбор и не выбор наших отборщиков, но еще и продюсеров. Моя работа не заключается в том, чтобы говорить, нравится мне или нет тот или иной фильм, хороший он или плохой. Моя задача — решить, будет ли показан этот фильм в Канне или нет. Хорошо ли для этого фильма оказаться в Канне? Как его примет зритель? А у нас очень специфический зритель. Некоторые из фильмов, не попавших в официальный выбор, оказываются в секциях «Двухнедельник режиссеров» или «Неделя критиков». И это тоже хорошо, потому что Канн увидит их.

О том, что делают аккредитованные на фестиваль люди

Все приезжают к нам работать. Некоторых, конечно, привлекают наши вечеринки, но все равно главное в Канне это кино. От первой чашки кофе рано утром до последнего глотка виски вечером, все разговоры идут о фильмах. И если вы не смотрите кино на фестивале, то через пару дней будете похожи на засохший без воды цветок. Кино обсуждают, соглашаются, ведут споры — так или иначе, это главная тема на протяжении всех дней фестиваля.

О первом знакомстве с Каннским кинофестивалем

Это было в 1979 году. Я только-только получил права, и мы с друзьями рванули из Лиона в Канн. И там меня ждало разочарование: мы не могли попасть ни на один показ. Мы были никем. Каждый вечер мы возвращались к нашей тачке, ночевали в ней, а потом утром снова возвращались в Канн. Потому что было очень здорово почувствовать себя в центре кинематографической вселенной. Меня часто спрашивают, стоит ли приезжать в Канн во время фестиваля. Всегда отвечаю: «Приезжайте». Пусть вы не увидите ничего, но находиться там чертовски приятно! И вообще: борьба за получение аккредитации в Канне — полная ерунда по сравнению с тем, через что проходят люди, чтобы снять фильм.

О лучших местах в зале

Когда я учился в киноинституте, то приезжал в Канн волонтером, и сидел на балконе — а это худшие места! Я люблю быть максимально близок к фильму, и поэтому постоянно продирался через толпу на балконе, ругался с охранниками, стремясь в партер. Но при этом я ужасно боялся, что меня узнает директор фестиваля!

О Харви Вайнштейне

Вы, наверное, знаете, есть такой продюсер — Харви Вайнштейн. У него репутация тяжелого человека, но при этом он очень любит кино и многое сделал для него. Открыл Квентина Тарантино, например. Но с некоторыми кинематографистами он беспощаден. Несмотря на характер, с Харви всегда можно обсудить китайское, французское или латиноамериканское кино. Так вот, в Канне очень много таких людей.

О фестивале 2015 года, вызвавшем бурю критики

Вы сами были на фестивале в этом году (Тьерри спрашивает журналиста, задавшего вопрос)? Значит, делаете вывод по чужим словам. Я всегда говорю так: чтобы хорошо проанализировать Каннский кинофестиваль, нужно пять лет. За один год очень сложно понять специфику и увидеть какие-то изменения. Вы правы в том, что этот год был довольно уязвимый. Потому что мы зависим от творческих людей. Для меня все фильмы были хороши, президенты жюри братья Коэн были довольны, им всё понравилось в конкурсе. Вообще у нас последние годы очень хороши. Что же касается выбора «странных» фильмов — опять же, перед вами сидит виновный в этом человек! Или, например, есть у нас ряд режиссеров, которые всегда участвуют в основном конкурсе. Арно Деплешен, Апичатпон Вирасетакул, Брийанте Мендоса. В этом году мы не отобрали их фильмы для конкурса. Изменения бывают полезными. Ведь зачастую критика Канна заключается во фразе: «Там вечно одни и те же люди». В этом году я решил кое-что изменить. Отмечу, что эти режиссеры сняли прекрасные фильмы! Это, заметьте, не мое личное мнение — все отобранное для показа в Канне кино по определению хорошее. И фильм Арно Деплешена, победивший в «Двухнедельнике режиссеров», отличный фильм, но он совсем другой. Арно снял около 12 фильмов, причем 10 из них были в Каннском конкурсе.

О новых именах

Полезно бывает пригласить новых режиссеров. Моя задача также наносить на кинокарту новые имена. В частности, Мишель Франко, мексиканский режиссер, побеждавший у нас в «Особом взгляде», в этом году выиграл приз за сценарий в основном конкурсе. Может быть, я правильно поступил, пригласив его.

О главных зрителях

Конкурс — очень жесткая штука. Пресса никого не щадит. Фильм выходит в свет и через некоторое время весь мир его или полюбит или возненавидит. У нас, безусловно, очень важные зрители, но вместе с тем это худшие зрители в мире. Критики беспощадны. Их реакция — также цена участия фильма в Канне. Критики принимают картину совершенно не так, как зал во время вечернего показа.

О самом удачном фестивале последних лет

Считаю, в 2014 году был лучший конкурс за последние 40-50 лет. Но никто об этом не написал! Я могу обсудить это только со своими друзьями. Публично — нет. Четыре из пяти фильмов, номинированных на «Оскар» в прошлом году, были показаны на Каннском фестивале. Это значит, мы отбираем правильное кино.

Об изменениях на кинофестивалях

Думаю, что главным изменением в будущем будет попытка остаться прежними. Мир меняется, но не Канн. Это как в фильме Лукино Висконти «Леопард»: «Чтобы все изменилось, нужно чтобы все осталось прежним». А сейчас все меняется — в кино, в телевидении. На прошлой неделе я ездил к Мартину Скорсезе в Нью-Йорк (16 октября режиссер получит премию Люмьер на кинофестивале в Лионе). Он монтирует свой новый фильм и начинает работу над пилотом нового сериала — как с «Подпольной империей». Дэвид Финчер хочет снимать кино — хорошо. Но если деньги он получит от телевидения, то снимет сериал, чем он сейчас и занимается. Мы в Канне должны быть открыты к изменениям. В 2002 году я провел первые цифровые показы сразу в трех категориях. У нас была первая отреставрированная цифровая копия «Пепе ле Моко», за что мне влетело от прессы, но меня поддержал Квентин Тарантино. Тогда-то он проще относился к цифре, это сейчас он заделался поборником пленки. Также мы показывали «Русский ковчег» Александра Сокурова в цифре — потому что он был снят в цифре. И третий фильм, который мы показали в 2002-м в цифре — «Звёздные войны». Так что, как видите, это были три совершенно разных фильма. Тогда многие боялись цифры, потому что в кинотеатрах не было оборудования, только пленочные проекторы. Но я всегда говорю: мы не должны меняться, но мы должны быть открыты к изменениям. Вернемся к Квентину Тарантино. Он и еще несколько режиссеров хотят снимать на пленку, пишут в Kodak просьбы не прекращать ее производство. Это тоже важно. Когда мы отправляем режиссерам официальное письмо с подтверждением участия в конкурсе, то всегда предлагаем выбрать, как они хотят показать фильм — с пленки или в цифре. Последние годы большинство предпочитает цифру. Но в этом году, например, у нас был фильм Ласло Немеша «Сын Саула», фильм тяжелый, трудный, но он был снят на пленку, и режиссеру было важно показать его с пленки. Оливье Ассайас несколько лет назад снял минисериал «Карлос», и я хотел взять его в конкурс. Жиль Жакоб был категорически против. Это было 4 года назад. Но фильм я все равно взял.

О том, убьет ли телевидение кино

Когда я начинал свою работу в Канне в 2001 году, был бум реалити-телевидения. Мне многие тогда говорили: «Не повезло тебе с работой, Канну крышка». Потому что по телевизору показывали настоящую жизнь. Так вот, мне интересно, где сейчас реалити-тв? В 1960-х и 1970-х во Франции было такое интеллектуальное движение за отмену классической литературы. За отмену такого предмета. Дескать, «однажды, давным-давно» уже не жилец, никто так больше не пишет. Прошли годы, а Марсель Пруст все еще с нами. В Канне мы должны быть открыты ко всему, но при этом защищать кино. Мы как большой пароход, который для поворота должен сделать маневр. Так что вот вам секрет Канна: его стабильность.

О своей работе

Я говорю, что каждый, кто немного знает кино, может оказаться на моем месте. Конечно, под «немного» я подозреваю «прилично». Но работа заключается не в том, чтобы отобрать фильмы, но и в том, чтобы объяснить выбор. Потому я и говорю, что важно поездить на пять фестивалей подряд, чтобы отметить для себя какую-то закономерность. Например, в этом году у нас было три итальянских фильма в конкурсе. В Италии я стал героем! Нанни Моретти, Паоло Соррентино и Маттео Гарроне — все их картины попали в конкурс. Но сразу после объявления призов, я снова стал злодеем, потому что итальянцы ничего не получили. По-моему, каждый человек, разбирающийся в кино, может отличить плохой фильм от хорошего. Мы стараемся быть честными. Конечно, иногда мы ошибаемся. В этом году критики сравняли с землей два фильма — не скажу, каких. Мне было интересно наблюдать, но я очень переживал за режиссеров — они пали жертвой моего выбора. Я не критик. И я не озвучиваю свое мнение. На меня часто обижаются, пишут про меня изобличительные статьи, устраивают допросы. Я помалкиваю в ответ. Разумеется, мне хочется думать, что все согласны с моим мнением, но вот в зале «Люмьер», например, 2200 мест. И это 2200 мнений. И они все разные.

О лоббировании французского кино

Мы никогда не приглашаем больше одного француза в жюри. В этом году была Софи Марсо. И, несмотря на это, сразу три французских фильма получили призы. Так что о лоббировании речи не идет.

О крике «Рауль»

Есть такая традиция, каждый раз, перед началом пресс-показа в зале «Дебюсси» кто-то кричит: «Рауль!» Я знаю, кто этот Рауль. Но не скажу. Традиции много лет, не хочется раскрывать тайну. Журналистам это вроде бы нравится. И я уверен, что при желании у вас тут тоже появится свой «Рауль»!

О твиттер-критике

Я дал интервью одному парижскому журналу тиражом 2000 экземпляров, и меня спросили об отношении к твиттеру и социальным сетям. Так вот, на мой взгляд 140 знаков в твиттере — это не критика. Помнится, когда я был юным киноманом, то изучал кино не только запойно просматривая его, но и читая кинокритику. Я начинал свою карьеру, изучая журнал Positif. Это второй по важности журнал о кино во Франции после Cahiers du Cinéma. Я испытываю величайшее уважение к тем людям, которые проводят время, анализируя кино, думая о кино, строя теории. Это же часть истории кино. Арно Деплешен сказал мне как-то, что мы все в Канне делаем одно и то же дело: режиссеры снимают фильмы, а критики пишут о них. Но в итоге за мое интервью уцепились любители сенсаций, и написали: «Тьерри Фремо нападает на социальные сети». Это не так. Я ничего против них не имею. Просто это не критика. Настоящему критику требуется время, чтобы подумать, переварить фильм, проанализировать его. Иногда его мнение может измениться уже на следующий день. И я уж не говорю о том, как критики порой промахиваются. Взять, к примеру, фильм Жана Ренуара «Правила игры». Его назвали провалом. Прошло время, и через 20 лет он стал классикой! Думаю, всё дело в прессе. Если журналист во время титров хватает телефон, чтобы настрочить что-то вроде «мне понравилось» или «мне не понравилось» — как раз против этого я и выступаю. Ну представьте себе, вы прочитали книгу Пруста и пишете в твиттер: «А ничего такой Пруст, нормальный». Ну или про картину Пикассо: «Унылый он, ваш Пикассо». Так вот, все эти твиттер-критики по идее должны любить кино, но я в этом сомневаюсь. Надо уважать кино.

http://www.kinopoisk.ru/news/2614022/